АВТОР:  ГЕННАДИЙ КАЦОВ

О Саше Соколове, мастере плести интигру

Человек не может исчезнуть моментально и полностью, прежде он превращается в нечто отличное от себя по форме и по сути – например, в вальс, в отдаленный, звучащий чуть слышно вечерний вальс, то есть исчезает частично, а уж потом исчезает полностью. 

«Школа для дураков» Увы: написанное сбывается. Ибо судьба подсказывает беспризорному духом решения, которые уже приняла. 

«Тревожная куколка»И не изнеможет у тебя всяк глагол… 

Акафист иконе «Всецарица»
Судоку – это головоломка с числами. Правильно составленная головоломка имеет одно решение, но если взглянуть на 81 клетку судоку, которые заполняются числами от одного до девяти, с точки зрения нумерологии (к примеру, обнаружить на игровом поле свою дату рождения, вспомнив, что нумеролог-Пифагор находил в ней информацию о конкретной жизни), то головоломка приобретает метафизический и мистический смыслы. Можно присмотреться к числам судоку, как к градусам в Цельсиях или Фаренгейтах, и заняться прогнозом погоды, играя в метеоролога. С числами можно производить массу занятных вещей, добавляя к и без того сложной задаче решения головоломки новые координаты, миры, созданные воображением игрока, разрушая демиургическую власть судоку неустанной эволюцией игры, введением хаоса и все большим погружением в интертекстуальность, когда приобретенное нагромождение параллельных свойств уводит нас настолько далеко от классического судоку, насколько возможно.

Прозаический или поэтический текст – это головоломка с буквами. Вполне вероятно, у каждого текста есть одно решение, как в судоку, но игра с буквами, найденные с их помощью неологизмы и словесные конструкции, порождающие связные/бессвязные предложения и абзацы, способны заинтриговать не меньше, чем игра с числами. «Игра в бисер»: многоликие пути создания сюжета, следования ему, ухода от него приводят к зависимости игроков от текста, и таких «подсевших», именуемых графоманами и их читателями, без счета. Зависимость со временем приводит к тому, что в тексте уже неинтересен ни рассказчик с персонажами, ни фабулы с полифоническими структурами. Текст, как музыка, увлекает своим ритмом, фоническими метаморфозами; каламбурами, уводящими в сферы парадокса и абсурда; своей свободой, за которой остается обязанность творить чудеса и шаманить, ударяя в точку завершающей строки, как в бубен. 

В 1970-х, живя в СССР и плохо зная английский, мы по слуху записывали с аудиопленки слова песен, получая «шисгара» и «ю арин ами нау». Это не «сяпала калуша по напушке и увадила бутявку» Л. Петрушевской или «сolorless green ideas sleep furiously» Ноама Хомского, где если ничего не понять, то хоть о чем-то можно догадаться. Мы, упиваясь абракадаброй загадочного текста, самозабвенно распевали «о-о-о, ист маатик юноу» группы Pilot, и чем глубже погружались в ритм и мелодию, тем больше нас захватывал невообразимый текст, тем откровенней мы ему отдавались, интерпретировали, переходя на крик, на коллективное камлание под гитару, становящееся единым ором. Воплем, что и было, собственно, тексту от нас необходимо…

«… Я сочетаю слова. Когда вижу, что слова не сочетаются, я просто не использую эту пару или тройку слов. Они должны как-то перекликаться между собой – не только по смыслу, но и по звуку. Это напоминает, видимо, такую композиторскую работу…».[1]

Ниже речь пойдет о Саше Соколове – культовом писателе-постмодернисте, легенде русской литературы, живом классике. У него десятки тысяч преданных фанатов в разных странах и на всех континентах; документальный фильм «Саша Соколов. Последний русский писатель» был показан в феврале 2017-го по Первому российскому телеканалу и его посмотрели миллионы. 

Кто-то скажет: «Соколов – то ли запоздалый русский Джойс, то ли асимметричный русский Сэлинджер…» [2], кто-то будет готов за такие слова критика расстрелять и дать контрольный подзатыльник, а известный издатель Игорь Захаров на книжной ярмарке в Турине, увидев Соколова, упадет перед ним на колени, как рассказывает очевидец Максим Амелин, лауреат премии «Поэт» 2017 года. 

Еще не издана биография проэта, как Соколов себя называет, но какие-то фрагменты из его жизни уже стали устными мифами и рассказами, а цитаты давно проходят по ведомству «народное творчество». Видимо, это и есть литературное признание. Заслуженный почет. Слава.

«Это пятая зона, стоимость билета тридцать пять копеек, поезд идёт час двадцать, северная ветка, ветка акации или, скажем, сирени цветёт белыми цветами, пахнет креозотом, пылью тамбура, куревом, маячит вдоль полосы отчуждения, вечером на цыпочках возвращается в сад и вслушивается в движение электрических поездов…» («Школа для дураков»)
Страница 1 – 1 из 9