АВТОР:  ЕВГЕНИЙ БРЕЙДО

ГОРОДСКОЙ ПАЗЛ С 33-МЯ ЭПИГРАФАМИ, КОММЕНТАРИЯМИ И ПРИМЕЧАНИЯМИ PIN-UPPAGES

Издательство «Арт Хаус Медия», 142 стр. Москва, 2018

Книжка эта интересна в первую очередь тем, что уникальна. Другой такой нет.

Во-первых, никто до сих пор не описывал самые важные исторические места Нью-Йорка — его головокружительные здания, площади и парки точными, сочными и звонкими русскими стихами. Причем, это не роман, не поэма в общепринятом смысле и не энциклопедия, а ровно то, что объявлено — это букварь.

Во-вторых, легко проглотить ее залпом, но можно не сразу прочесть, а частями, дочитывая в свободную минутку — это тоже будет правильно. Ее можно читать с любого места и в любом направлении — с начала, с конца, с середины, по диагонали или как вы придумаете, и хотя при этом книги вы прочтете немного разные, разочарованы не будете ни в каком случае. Я так и сде- лал, открыв на первой попавшейся странице. И обнаружил следующее, на букву «Ы»: 

Ырад яьлакрезаз — акмездоп
Ыде илисорп ен ино :еэвбас в йежмоб ланз я
ынетс ьсиливарн ми — илисорп ен огечин ещбоов,
ыдох ,ысьлер ьсилидуч ми :аноталП ерещеп в как,
ынемопьлеМ рокед йичорп и йицнатс иицарокед,

Понятно, что все строки в букве «Ы» здесь начинаются на Ы, но без размещенного в книге раздела Комментарии нам, читателям, придется в «Букваре» нелегко. Разгадки к стихотворениям-буквам, справочная информация о городе, его исторических личностях и культовых местах, авторские ремарки, пояснения к текстам и цитатам находятся именно в этом разделе, который занимает по объему почти четвертую часть книги.

И в третьих, независимо от того, прожили вы в Нью-Йорке всю жизнь или никогда в нем не были, вы все равно получите настоящее удовольствие и узнаете много нового.

Эта небольшая книжка состоит из трех частей: непосред- ственно Букваря (от «А» до «Я» все 33 буквы — они же,         с эпиграфами, 14-строчники, написанные пятистопным ана- пестом с системой рифмовки abab cddc efef gg), Комментариев в прозе и Примечаний (стихотворный раздел со стихотворениями в разных размерах и стилях, от конвенционального русского стиха до верлибра). Да, еще есть авторское предисловие. Впрочем, любознательный читатель, может быть структура этой книжки совсем другая. Вам самому предстоит в этом разобраться.

Теперь вы знаете о «Букваре» достаточно, чтобы исполь- зовать его по своему усмотрению. Я усмотрел несколько возможностей: поэму, с разных ракурсов и эстетик посвященную Нью-Йорку; сборник лирических стихотворений/сонетов; головоломку; и путеводитель по городу. Посмотрим, какие найдете вы.

При ближайшем рассмотрении «Букварь» оказался не лишен- ным академичности — мало того, что он снабжен комментария- ми и примечаниями, но они еще и занимают в три раза больше места, чем непосредственно букварь. Примечания тоже стихотворные, и если в самом Букваре предметы только называются, то в Примечаниях как раз вся соль. А Комментарий — просто комментарий, как и должно быть.

Давайте же начнем читать эту удивительную книгу.

Для начала отметим, что хотя Нью-Йорк, в основном, англоязычный город, букварь — русский, т.е. составлен для 33-х букв русского алфавита, включая мягкий и твердый знаки. И он не по всему городу, а только по той его части, которая именуется местными жителями Сити, то есть по Манхэттену. Это я к тому, что «Букварю» есть куда расширяться.

Итак, на букву «А» — Амстердам. Это старое название горо- да, ведь Нью-Йорк начался с Нового Амстердама (1624) и Но- вым Йорком стал не сразу, а лишь 40 лет спустя, в 1664 году.

Этот первый серьезный сонет (а всего их будет 33) — песнь любви то ли старому, то ли Новому Амстердаму. Вспомним, что, примерно, на 80 лет позже русский царь Петр захотел по- строить новый Амстердам на берегах Невы. Какие разные, од- нако, вышли города из одного вроде бы «умышленного» замыс- ла! И ни один нимало не похож на образец.

Город белых горячек. В нём улице имя — Стена,
по которой ни плющ не взойдёт, ни кирпичная кладка, 
а война с краснокожими — для чистоты и порядка, 
ради мира и благости, как и любая война.

Что же в Примечании? А в примечании — встреча индейца с итальянцем, пребывавшим на французской службе. Она описана так убедительно и залихватски, что, кажется, почти 500 лет назад ее просто не могло не быть (… Должно быть, здесь про- изошла их встреча. / На вид был могиканин красноморд, / Он нудно мямлил на своем наречье: / «Заходьте, панэ! Що ж это ви, мол, / так бледнолiци? Краю iз какого? / Чи не москаль? Як сами? Як рiдня?» / Не разобрал, естественно, ни слова / Ни Верразано, ни, к примеру, я…). Так, с плаванья тосканца Джованни да Верраццано, начался Нью-Амстердам, который тогда еще не ведал, что станет Нью-Йорком.

Минус четыреста мне было в том столетьи, 
В те дни под флагом Франции ходил,
Хоть итальянец… Нет тех междометий,
Чтоб описать, каким я парнем был.

В середине книги комментарий — очень конкретный и под- черкнуто деловой, для любителей всемирной истории (к которым, каюсь, принадлежит и Ваш покорный слуга). Что ж, пазл буквы «А» можно считать разгаданным. Пойдем дальше.

Бруклинский мост («Б») — знаменитый символ Нью-Йор- ка, который знают, кажется, все, включая людей, никогда не пересекавших Атлантику. Но сколько их, этих мостов? Видимо, столько же, сколько поэтов, которые его описывали. Прибавим к этому и прозаиков, доказавших себя мастерами по этой части.

 — Ты бросался с моста? — Я бросался, на пятый раз выжил.
Не в конструкции дело, а в элементарном быту:
Мне еще шлифовать стойку бара локтями в «Париже»,
Мне еще пешеходом слоняться по Бруклин-мосту.

Однако мост из Букваря соединяет не только Бруклин с Манхэттеном, но и много других вещей в нашем причудливом сознании, например, два несостоявшихся Амстердама по обе стороны Атлантики: «Медный всадник проносится часто в полночную пору — / и качает пролет, словно в море рыбацкий баркас». Да еще московский поэт Алексей Парщиков, идущий по Каменному мосту (в своей поэме «Деньги», здесь ставшей эпиграфом), а этот мост уж совсем в другом царстве. И тут же, по шатким мосткам примечания, переходим в пустую манхэттенскую квартиру, которая, конечно, тоже “тиха как бумага”. Пока не раздастся могучий голос Стинга (он ведь «a legal alien in New York»), который снова ведет нас, «как Улисс», на Бруклинский мост и дальше, дальше, дальше, пока не исчезнет во Вселенной.

Пока же в квартире в ожидании дня
никто не молчит, не двинет предметом
любым, не вздохнет, не вспомнит — храня
веру в баланс между тенью и светом.

Все же, великая и таинственная вещь — мост. Один бог знает, разгадан ли этот пазл? Соединять его уголки и овалы снова и снова, не забывая о комментарии — дело читателя.

Пробежимся по географии букв — занятие настолько же полезное, насколько увлекательное. Вашингтон-сквер («В») — одна из самых живых площадей Нью-Йорка и, возможно, самая мистическая:

Никто, никому и ничем не обязан,
Об этом кораны, коаны и веды,
Есть в Вашингтон-сквере, в углу, тень от вяза,
В ней час постоять — все получишь ответы.

Оттуда в Гарлем («Г») — район, который, наверное, знают все, даже те, кому неведом голландский город Гаарлем, в честь которого он назван:

Вот подходит человек Маленького роста
И хватает кошелек Очень даже просто.

Из Гарлема мчимся к «Дакоте» («Д») — одному из самых фешенебельных и знаковых доходных домов города, в котором останавливался, прибыв в Нью-Йорк на открытие Карнеги-холла, П.И. Чайковский. От «Дакоты» недалеко до Ёлки («Ё») в Рокфеллер-центре — это уже почти такой же символ города, как Бруклинский мост.

Теперь вниз, к Жёлтому дьяволу («Ж») — понятно, к возненавидевшему Нью-Йорк Максиму Горькому в гости на Уолл-стрит. Оттуда снова к «Дакоте», но теперь по соседству,   на «Земляничную поляну» («З») в Централ-парке («Ц»), где расположен мемориал памяти Джона Леннона, который, кстати, жил в «Дакоте» и был убит у ее парадного входа. А может быть, это не только Поляна, но еще и одноименный фильм Бергмана, который тоже все знают — смыслы наслаиваются, как пирог:

Акра два с половиной на весь Централ-парк, на планету,
на весь космос поляны такой Земля (ни!) больше нету.

От «Земляничной поляны» спустимся вниз к «Интрепиду» («И») — авианосцу на приколе. Там находится военный музей, очень рекомендую:

… а Манхэттен, — она говорит, пожимая плечами,
— К кораблю на Гудзоне уже много лет как причалил.

Устали, читатель? Привыкайте — это Нью-Йорк, который «никогда не спит», с его обычным бегом, как белка в колесе, по окружности Большого Яблока, всегда с языком на плече, но все равно головокружительно-познавательным. Я уже давно здесь живу, привык, а вы старайтесь наперекор всему двигаться медленно (город это тоже любит) и вчитывайтесь внимательно в каждый сонет, не забывая о примечаниях и комментариях. Стоп, стоп — вот здесь чуть задержимся. Эту букву проскочить нельзя — «Й».

Где еще найдешь такую букву? Что здесь? Йоркский герцог. Немногие жители знают, что нынешний Нью-Йорк был подарен английским королем Чарльзом II своему брату, герцогу Йоркскому. Так город получил имя. Он совсем не был бедным Йориком, этот Йоркский, но что делать с подарком, не имел решительно никакого понятия. Часть территории он отдал своим фаворитам, поэтому с течением времени рядом с Нью-Йорком возник штат Нью-Джерси, и впоследствии бухта оказалась раз- делена между двумя штатами. Этот сонет — язвительная ламентация на превратности судьбы, таков же и комментарий. Городу трудно с правителями, а им — с городом:

Бедный Йоркский! Дарителю на адресата плевать!
Чарльз такую свинью подложил, как не брат — скажем, отчим:
«Земли Нью-Нидерландов и Нью-Амстердам —
Йорком звать», — Что при стольких голландцах в округе звучало не очень.

Дальше — Колумбийский университет («К»), один из самых старых и знаменитых в стране, да и в мире. За ним — Линкольн-центр («Л») — место, где выступают и зажигаются самые разнообразные, но всегда крупные звезды, и не один, а проходят десятки праздников кряду, которые всегда-всегда с тобой.

Смотрю на себя — и любуюсь!
Обычно не фотогеничный,
В Нью-Йорке я место любое
Украсил как факт и как личность.

И место в ответ меня красит,
Рокфеллер- и Линкольн-центры,
Когда я вхожу, словно праздник,
Который не стоит ни цента.

А следом за ними — Музейная миля («М»), целая миля счастья. Здесь Метрополитен — наверное, самый большой и невероятный художественный музей мира. И еще 10 музеев, среди них Гуггенхайм, замечательный Еврейский музей и несравненная Новая галлерея:

Торжество землемера: хранилищ искусства — на милю,
все театры с бродвейскими шоу — с квадратный гектар,
с небольшой шумный остров — компактный Манхэттен,
пуп мира, ну, и в два-три Манхэттена, если по сути, Земшар.

Дальше — Нижний Ист-Сайд («Н»), «еврейский Нью-Йорк» прошлых времен:

Всё почти что, как в штетле: деревья, хибары, река 
протекает — ничто под луной в этом мире не ново: 
те же булочник Изя, Арон балагула, ткач Кац, 
белошвейка Рахиль и резник за углом Рабинович.

ООН («О») — это уже куда больше, чем сам Нью-Йорк, хотя тоже Нью-Йорк, конечно:

«Дом всех наций» — чего Казимир с Велимиром хотели;
наконец странам Третьего мира — права и почёт:
Бог, как видится, выше; в деталях, как водится, чёрт,
а дракону в грядущем капут, как сваял Церетели.

Прожекторы («П») на месте небоскребов-Близнецов 11 сентября:

Близнецы для трех тысяч погибших в тот день стали датой:
раз в году в двух лучах стаи душ — неземны и крылаты.

Здесь давайте просто минуту помолчим.

А дальше — легендарный поэт и рок-музыкант Лу Рид («Р»), родившийся в нью-йоркском Бруклине (есть лу рид у нью-йорка скажу но нью-йорк для лу рида / андерграунд как топос кварталы и бары сабвэй / весь вайлд сайд это виллидж в пространстве особого рода / за забор доминантсептаккордов прорвавшийся вой); затем — знаменитая и незабываемая Сорок вторая улица («С»):

Литератор московский, профессор в Чикаго теперь,
говорил мне, цинично в пип-шоу двадцатки лишившись
в пять минут: «Хоть бы грудь показала! Не тверже мой ерь,
чем пока мы сюда не вошли — понадейся на шиксу!»

Нет-нет, читатель, ничего похожего мы сейчас на 42-й улице не встретим:

Это было. Когда Джулиани пришел, победил
и увидел, что могут и здесь быть закон и порядок
 – от Гранд-Централ до Библиотеки, где парк позади,
а за ним ряд театров и Рипли-музей с ними рядом.

Трамп-тауэр («Т»): «В самом центре воздвиг себе памятник я рукотворный».

И правда. Кстати, из «Букваря» мы узнаем, что нынешний, 45-й президент США, вместе с 26-м президентом США Теодором Рузвельтом — земляки, единственные из всех американских президентов уроженцы города Нью-Йорка.

Уолдорф-Астория («У») — знаменитый нью-йоркский от- ель и его богатые постояльцы. Автор проработал консьержем в почти таком же буржуазном, знаковом отеле Le Parker Meridian на 57-й манхэттенской улице первые шесть своих американских лет, так что знает об истории городских отелей не понаслышке.

Фултон-паром («Ф»). Вот где мы встретились с великим изобретателем парохода. Сколько раз слышал я рассуждения пикейных жилетов: «Вот если бы Наполеон нанял Фултона строить пароходы, он бы победил Англию, и наша история сложилась бы иначе. Он не понял, что такое прогресс!» Действительно, Фултон вначале предложил свое изобретение Первому французскому консулу. Но представляя, сколько времени проходит от изобретения до промышленной эксплуатации, и учитывая, что Наполеону нужны были военные корабли, то есть бронированные и с моряками, обученными совсем иначе, чем на парусном флоте, я не думаю, что изобретение Фултона могло бы принести императору реальную пользу. (То и другое требовало десятилетий, а у Наполеона было не больше полугода, чтобы высадиться в Англии.) Но вот Нью-Йорку оно принесло великую пользу точно:

Никому, так сказать, не в упрек, так сказать, не в обиду: 
Фултон сделал Нью-Йорк «numberone» — после кэптана Кидда.

Хаустон-стрит («Х») в своем роде известна не меньше, чем 42-я — от нее отходят, соответственно, на юг и на север районы СОХО и НОХО, там же дом под названием «Красная площадь» и еврейская закусочная-дели «Кац», которой стукнуло уже 130 лет:

Ты на Хаустон: если тебя, как младенца в капусте,
В местном баре найдя, подберут, то уже не отпустят.

Централ-парк («Ц») — одно из городских рукотворных чудес. Он ни в коем случае не центральный — их довольно в других го- родах. В Нью-Йорке это именно Централ-парк:

В мире дилижансы
лет пятьсот как в моде.
Кто-то лёг, отжался
в Парке, на природе,
на велосипеде
кто-то мчится даже –
мы меж ними едем
в крытом экипаже.

Чайна-таун («Ч») — давно не достопримечательность, а часть любого американского или канадского мегаполиса. Впрочем, Китай-город есть и в Москве, правда, последние 500 лет он ни- как не связан с Китаем, но кто знает, что нас ждет.

«Присмотреться, так в каждом политике скрыт мандарин: / Ва Шин Гтон либо Ли Нко Линь — чем не вельможный китаец?» — с этим я бы точно не стал спорить. Но для нас Чайна-таун еще и Бродский, который жил по соседству и обожал национальное популярное блюдо — «утку-по-пекински»:

Здесь Иосиф, который в китайском ни «бе» и ни «мэ»,
отдыхал от Венеции, гений крепя «Пекин-даком»;

Ну, и в Примечании, конечно, посвященное Бродскому «Прощание с посетителем кафе» (Дорогой, уважаемый, друг! Этот вечер не стал исключением, / И, войдя в наше место для встреч, я тебя обнаружил за столиком, / Где один, как обычно, проводишь ты время, все чаще — за чтением / С капучино знакомя коньяк или виски, сегодня — джин с тоником…).

Дальше «Ш» и «Щ» — буквы, похожие внешне и по звуча- нию, но всегда такие разные. Вот и сейчас — Шеридан-сквер в честь неустрашимого кавалериста, «американского Мюрата» генерала Шеридана, и вечный балет «Щелкунчик». Впрочем, это домашнее задание: в этих буквах вам придется разбираться самому, читатель. Заодно добавлю еще важные буквы:

«Ъ» («Жесткая сила»), «Ы», «Ь» («Мягкая сила»), «Э» (Эмпайр-стейт-билдинг) и букву» Ю» (Юнион-сквер).

И не забудьте, пожалуйста, о примечаниях, комментариях и пазлах. А я перейду сразу к последней букве — «Я». Разумеется, это яблоко, точнее, Большое яблоко — символ города Big Apple.

Бег по кругу в Биг Эппл, всегда, без конца и начала: 
Этот город бессмертен: не знает Харон, где отчалить.

Что же это? 33 сонета, 33 объяснения в любви городу, в котором автор уже прожил 30 лет, умноженное на три.

Тройственное число было во многих древних языках, тройка важна в разных религиях, магическая и культурная роль этого числа продолжается в «Букваре».

Помимо художественных достоинств, «Нью-Йоркский Букварь» (НЙБ) Геннадия Кацова — естественное продолжение совершенно неожиданной новаторской категории книг, начатых знаменитым «Хазарским словарем» Милорада Павича — книг, которые можно читать с любого места. Парадоксальное сочетание художественного текста, где взаимные сцепления, последовательность невероятно важны, с Букварем, где декларирован произвольный доступ к отдельным элементам структуры, то есть комбинация несочетаемого, работает как постоянно действующий генератор новых возможностей чтения и прочтения книги. Думается, что кроме бумажной версии, интересно было бы сделать из НЙБ и мобильное приложение, чтобы каждый гость или житель великого города мог пользоваться им, как путеводителем по его важнейшим объектам, или как захочет — на свое усмотрение.