АВТОР:  СЕРГЕЙ ПРОТАСОВ

***
На высоте, у ясного огня
Над океаном, теребящим сушу
Неясный шум проходит сквозь меня
Как жизнь сквозь неприкаянную душу
Я слушаю, как шелестит камин
Как шепчутся вершины с облаками
И как над одиночеством моим
Качается любви дамоклов пламень
Но я не слышу главное – мотив.
И крошки слов наискосок от края
Я, как слезу гордыню проглотив,
В ладонь листа наощупь собираю
Нелепица – не лепится строка…
О глухоты бессмысленные рифы
Я размозжил пустые облака
И недооперившиеся рифмы
Но сон мне эта натолкует грусть:
Став птицей или обратившись в камень
Я подхвачу мотив. И растворюсь
В молчании. И к вам вернусь – стихами

***
Два голоса, два неба, два начала
Две стороны монеты, два крыла
Два корабля у одного причала
Два дерева, два сросшихся ствола
Два рукава реки, две бездны взгляда
В ладонях двух нервущаяся нить
Два Рима падших – третьего не надо
И третий их не сможет заменить
Две грустные и две благие вести
Две звёздочки среди полночных льдин
От века порознь и навеки вместе
Два голоса. А кажется – один

***
Я приходил за правдой к алтарям
Во тьме наук искал её скрижали
Я сотни лет в дороге потерял
К тому, что оказалось миражами
Но истина являлась мне всегда
Не там, где вычисляли или пели
А в бездне страсти, в таинствах труда
В сетях любви, у детской колыбели
Она была доступной и простой
Открытой и отшельнику, и хаму
И вопреки учёности пустой
И в пику переполненному храму
Я видел в ней достоинство и стать
И никогда – уверенность и силу
Я звал её, но не сумел назвать
Мне просто слов на свете не хватило

***
Саше Соколову
Я уехал. Простил и друзьям и врагам
Стёр с души сожаления пятна
Города подступали к моим берегам
Но ни с чем возвращались обратно
Я пророс в невозможную толщу земли
Стал сосной по-морскому скрипучей
Белоснежные ветры меня замели
Второпях полагаясь на случай
Не пророк, не предатель, не гордый герой
Не изгнанник, восставший из ада
Я туманная даль за высокой горой
Я оранжевый плащ листопада
И пока я грущу по высокой душе
По тому, что я в жизни не понял
Высыпается тьма барабанным драже
Мне за шиворот и на ладони
И поскольку мне нечего больше искать
Ни страны, ни любви, ни совета
Я пою как слепой, заблудившийся скальд
Состоящий из водки и света

***
Рисуя лошадей, я осознал их бег
Их детскую печаль, их нежную истому
Когда кипит луна, и вены бурных рек
Врываются в сердца как бунтари к престолу
Что может быть родней, чем мчать во весь опор
Когда подступит тьма и зло предъявит смету?
Их совершенных черт раскаявшийся вор
Рисуя лошадей, я пробивался к свету
Я знаю, говорят, что нет пошлее тем
И от обидных слов мне никуда не деться
Но в грешной глубине разгорячённых тел
Я разглядел сосуд со святостью младенца
Пусть устарело всё – и солнце, и цветы
И дети, и рассвет, и океан, и кони
Но я сходил с ума от смертной красоты
И женщин целовал как припадал к иконе
Я счастлив, что не знал спасительных идей
Что доверял судьбе, как ветру или полю
И постигал полёт, рисуя лошадей
И окрылял слова. И отпускал на волю

***
Я верю в печаль и растерянность
В приметы. В любовь. И тебе
В окошки родимого терема
Когда они светят во тьме
В слова. В трепетание птичье
В глаза. В ожидающий путь
В беспомощность. В божье величие
Младенца, сосущего грудь
В рассветы, взметённые наголо
В доверие к милым плечам
В поэзии ангела наглого
Рыдающего по ночам
В предвечное. В то, что поломано
В банальности и в чудеса
В привычку великого клоуна
Грустить половинкой лица
В прогулки под этими звёздами
И выше, когда повезёт
И в то, что мы кем-нибудь созданы
И в то, что нас кто-нибудь ждёт
Я верю в промозглую, серую
Московскую муть декабря
Нелепо. И всё же, – я верую
Напрасно. Но… Верую я.

***
Дождь нависал, как хрустальная люстра
Падали звезды в партер
Было светло и по-летнему пусто
Город на юг улетел
Падали звёзды красиво и звонко
И разбивались о нас
Ветер – простой как улыбка ребёнка –
То зажигался, то гас
Стрелки часов трепетали бессильно
Падало время за борт
В кинотеатре повторного фильма
Вечером шёл «Амаркорд»
Странное, грустное, лёгкое лето
Лётное лето любви
Звёзды, потраченные на билеты
Звёзды в кино и в крови
Жизнь коротка, но легка на помине –
Только закроешь глаза
Лето. И ты. И любовь. И Феллини.
Дождь. И любовь. И гроза.

***
В полночи ледяной
В жарком зените дня
Бог говорил со мной
Или через меня
Душу мою до дна
Видел Он сквозь глаза –
Капля, но не волна
Искра, но не гроза
И тяжело вздохнув
Горько махнув рукой
Радугу Бог согнул
Над голубой рекой
Жаворонка поймал
Дал подержать в горсти
Чтоб я на ощупь знал
Как эту жизнь нести
Стали слова просты
И голова легка
Всё, что мне нужно – ты
Радуга и река
В жарком зените дня
В полночи ледяной
Чтобы через тебя
Бог говорил со мной

***
 Январь – седой, в короне из бумаги
Натягивал метели удила,
А на плече весёлого бродяги
Простуженная скрипочка жила.
Она летала, падала, рыдала,
Вилась как сумасшедшая лоза,
И музыка бродягу заметала –
До пояса, по плечи, по глаза.
Прохожие молчали и шумели
Сновали папиросы-светлячки.
И женщины – почти виолончели –
Несли бровей упругие смычки.
Не подаёте? Что ж – не подавайте!
Я даром одарённостью блесну!..
И из сугроба слышался Вивальди –
Про молодость, про радость, про весну.
И музыка – в обносках, с бледным ликом –
Взлетала вдруг над царственной тоской.
Она была забытой и великой.
Заигранной, изысканной̆, простой.
Она смеялась, заходилась в плаче,
Брала без спроса души и тела…
Но, главное – она была горячей!
И, что ещё главней – она была!
Пусть ад был глух, и руки грели флаги
Над вьюгой, раскалённой добела…
Но на плече весёлого бродяги
Простуженная скрипочка жила

***
Мы все умрем. Нет, только не однажды
Не светлым днем, не ночью голубой
Мы все умрем от неутешной жажды
Напиться неизведанным собой
Мы – так и не раскрытые конверты
Любви, надежды, радости, вины
Мы все умрем. И потому бессмертны
Что с этой тайной жить обречены

Silentium
Я выучил молчание по нотам
Когда глаголом стало слово «стих»
И немотой как саваном обмотан
Я переплыл в наёмной лодке Стикс
Скучал на эшафоте и на троне
Искрил во тьме, коверкал смыслом речь
Нёс эту жизнь как птицу на ладони
В чужой реке не соглашался течь
Любил любовь. И паруса, и скрипку
И воздух гор, когда грозой пропах
И утра виноватую улыбку
И окрик моря с пеной на губах
Из тесной клетки рифм, сквозь прутья строчек
Я видел мир и главное за ним
О, как я был силён и как непрочен
Как немощен и как непобедим!
Пусть лодочник Харон молчит сурово
Сутулится под грузом душ и лет
Но смерти нет – есть музыка и слово
Нет немоты. Лишь музыка и свет

***
Кони стынут. Пылает метель
Смотрит тьма на притихшие окна
Жить, любить, умирать и лететь…
Слово за слово, око за око…
Это машет кадилом луна
Под иконами трезвого чина
Это счастье и эта вина…
Эта женщина, этот мужчина…
Что ж так коротко, так невпопад
Второпях, впопыхах, ненароком?
Не расслышать за стуком лопат
Звон копыт в феврале одиноком
Это есть, это было до нас
Рифма слышится в каждом укоре…
Это вьюга читает намаз
На еврейском наречии горя
В духоте паланкинов, палат
В мельтешне эполет и пилатов
Кто убил его, не виноват…
Вся земля перед ним виновата…
Саша, Сашенька, негр, поэт
Разве можно светлей и короче?..
Нет стихов. И спасения нет
Кони стынут и вьюга морочит

***
Врастая в берег, слушая океан
Пустые мысли в забвение провожая
К земле привязан, от терпкого неба пьян
Я сам – лоза нездешнего урожая
Я там, где солнце всходит, что ни посей
Где тяжким волнам, гроздьям или колосьям
Христос, Мухаммед, Будда и Моисей
Поют, обнявшись, горским многоголосьем
Я знаю, скоро веки сомкнут века
И мир не сможет вспомнить, чем был вначале
Мы станем легче, чем летние облака
Чем эти крылья из радости и печали
Но здесь, тебя у вечности одолжив
Бродя во тьме, юродствуя, пропадая
Я как вино из самой земной лозы
К твоим губам спасительным припадаю

***
Вернувшись из странствий страннее, чем был
Глупее, чем слыл до поездки
Стоял человек посредине судьбы
Как старое фото нерезкий
Черты его ветер рукой разводил
И мысли как листья ерошил
Он мог загореться, но выпил воды
Он умер, но, кажется, ожил
Он что-то искал в этих дальних краях
Удачи, признания, дружбы
Моря осушал, города покорял
Но всё это было не нужно
Запуталось сердце в словах и крови
Как парусник, сбившийся с галса…
Стоял человек посредине любви
И глупой судьбе улыбался

***
Н. Заболоцкому
Падать больно. Вставать тяжело.
Умирать непонятно и странно
Что тебя в эту жизнь привело?
В эти комнаты, чувства и страны?
Что забыл ты, что здесь не видал?
На какие посулы повёлся
Чтобы так – из предвечного льда
Монотонной судьбе под колёса?
Чтобы грустью тебя замело
Чтоб любовь разметала на части
Падать больно. Вставать тяжело
Лишь разбитое сердце – на счастье

***
Нам суждено сражаться и молиться
Вращать пустой фортуны колесо
Но есть душа – аляпистая птица
Наивная, как живопись Руссо
Она поёт, она молчит с укором
Бессильно бьётся в горе как в силках
То замирает, то летит на скором
То клянчит грош, то нежится в шелках
К другой душе мечтает прислониться
Прорваться в свет сквозь буден вороньё…
Наивная, аляпистая птица
Нет толку в ней, но скучно без неё

***
Темнело, мы бродили у реки
У синих гор в нетрезвом карауле
И воздух протыкали светляки
Как золотые медленные пули
Мы пили молча, ум остановив
Уйдя как в омут в сон до половины
Ведь шелест мыслей, как и шелест ив
Мог стать в горах причиной для лавины
Мы будто выходили за порог
Всей этой обречённости осенней
И нам шептал беспечный ветерок
Несбыточные сказки о спасенье
Мы шли. Мы пили. Мы смотрели вверх
На облаков редеющие грозди
И ледники не поднимали век
И острых звёзд поблескивали гвозди
И первым снегом листья обожглись
И ветерок подрос до слова «ветер»…
Всю эту ночь и следующую жизнь
Мы шли. Мы были счастливы на свете

***
 Алексею Уморину
Как рыцарь скупой я над жизнью трясусь
Дни тискаю в потной пригоршне
А в душу мне грустный глядит Иисус
И плачет – все горше и горше
Молюсь я и не нарушаю поста,
И так не грешу, и иначе
А Он всё глядит в мою душу с креста
И харкает кровью и плачет
Нет, я не убийца и не ростовщик
Не мытарь, не флюгер на крыше
Но то, что был должен постичь – не постиг
И как был задуман, не вышел
Я слишком боялся за душу свою
За чистую, но не живую
Ах, лучше б я совесть запачкал в бою
Об рану врага ножевую
Уж лучше б я падал в прижизненный ад
Но крылья в паденье расправил
И плыл бы – обманщик, бретёр, конокрад
В страстей обжигающей лаве
С женой мажордома в кустах бузины
Я был бы весёлым и резвым
И мне – комиссару – ремни из спины
Молоденький прапорщик резал
Уж лучше как блик на могильной плите
Я б маленьким солнцем метался
По миру, и в хрупкой его красоте
Как в бешеном море купался
В неё бы – как в море – бросался со скал
Любил бы и спорить, и драться
И рук бы в бессилии не опускал
Когда торжествуют мерзавцы
О, жизнь, ты не просишь о тихом конце
Ты знаешь разгадку иную!
Ты будто глаза на счастливом лице
Разбойника, что одесную
Ты будто улыбка пустого листа
Ты полная чаша во славу
Ты – грешник по правую руку Христа
По правую муку. По праву

***
Я был рождён в начале сентября
Беспутным летом принесён в подоле
Бродячий ливень, окна серебря
Винил меня в своей сиротской доле
Всё начиналось начерно. Роддом
Казался бледной копией вокзала
Гремел медбрат заржавленным ведром
И в счастье боль клыки свои вонзала
Я прибывал. Я вышел на перрон
В объятия удачи и потери
Я был крещён бумагой и пером,
В огне любви и в ледяной купели
Пылала осень. От её щедрот
Мне выпадала дальняя дорога
Невнятных слов пустой водоворот
Немного солнца и беды немного
Как дождик, заносив до бахромы
Невзрачных буден серые одежды
Я избежал богатства и тюрьмы
Терял себя, но не терял надежды
Да-да, тогда – в начале сентября
На взлёте быстротечного романа
Мелькнула жизнь, над городом паря
В окне роддома им. Грауэрмана
Всё было неспроста, всё было зря
Всё было ради счастья или боли…
Я был рождён в начале сентября
Беспутным летом принесён в подоле

Билетёрша
Вот гасят свет. И света будто нет
На всём – таком далёком – белом свете
Я – девочка. Мне только восемь лет
Мой Бог смешон, неутомим и светел
Звучат мечты охотничьи рожки
И я, как змеям вырывая жало,
Билетов отрываю корешки
Чтоб вас земля за них не удержала
Я – девочка. Я с белого листа
Читаю Чаплина. Я впитываю счастье
Я – девочка. Душа моя чиста
Как первый снег и первое причастье
Я вся из будущих кровоточащих ран
Я падаю, в руке весь мир сжимая
Я пью взахлёб распахнутый экран
Где добрых небылиц вода живая
Я глупая. Я умных не виню
За тёмных книг бряцающие латы
За нелюбовь к потоку и огню
За стадный стыд и чад настольной лампы
Я девочка. Мне восемь лучших лет
Я Слово – тем, кто от рожденья немы
Я вся в любовь укутана, как в плед –
Как вы в свои житейские проблемы
Мне кажется, что я была княжной
Плывущей на растрескавшейся льдине
В смертельную любовь. Я – пристяжной
В четвёрке строк, ниспосланных Марине
Я здесь! Я в зале! Я кричу «Прощай!»
Я здесь – чтобы взрываться и молиться
Я солнечное сердце. Я – печаль
Я – небо обнимающие птицы
Я – юный принц. Я – яростный пират
Я – Золушка. Я чародей. Я нищий
Я – бриллиант в четыреста карат
Но в сотни крат бесценнее и чище
Я – девочка. Мне скоро шестьдесят.
Я снова там, где и не пахнет былью
Во мне афиши старые висят
Как памяти невидимые крылья
Мне – горизонт. Вам – крыши и горшки
Но как апостол – на пороге зала
Я с ваших душ срываю корешки
Чтоб вас земля за них не удержала

***
Звенит зима, созвездья смотрят колко
Поземка что-то пишет от руки
И миллионы слов молчат на полках
Как декабря мятежные полки
Осанка сосен, ожиданье вести
День грузный как придворный генерал
И пистолета холодок, и Пестель
И вместе – хоть на смерть, хоть за Урал
Жизнь оборвется, но не станет проще
И снегом обнимающим пыля
Она вернется как пустая площадь
Под ледяным названием «Земля»
Но мы! Мы вновь! Мы снова будем вместе –
Как прежде – беззащитны и легки
Перо метели. Ты. Зима. И Пестель.
И дивных слов мятежные полки.

***
Мне как-то раз сказал один хирург
Что Бога нет, и всё намного проще
Ведь с жизнью, ускользающей из рук
Он был знаком практически наощупь
Мол, Бога нет, есть только частый пульс
От страха, что когда-то мы исчезнем
И я подумал, если так, то пусть –
Чем выше мой полёт, тем бесполезней
Я сам себя оставил в дураках
Поверил в то, чего в помине нету
Ни в этом смертном сердце, ни в стихах
Ни в небесах, ни в переливах света
Пусть я, кретин, доверился мечте
Вдруг разглядел великое в ничтожном
И в пошлых чувств кромешной темноте
Свой разум суеверием стреножил
В чём правда? Может, лекарю видней
И в никуда ведёт моя дорога
Но вот любовь… Я думаю о ней
И сквозь любую правду вижу Бога

***
Я помню руки бабушки моей
Прожилки их, и пятнышки, и тени
Как карты неизведанных морей
Исчерченные шрамами течений
Как волны белые, обнявшие меня
И схлынувшие в бездну невозвратно
И я живу, под веками храня
Их тёплый свет, прожилки их и пятна
Я падал в грипп, метался и кричал
Тонул как лодка в набежавшем стоне
И вдалеке мне чудился причал –
На жарком лбу прохладные ладони
Что я, глупец, про эти руки знал
Смеясь взахлёб и от обиды воя?
А это был любви девятый вал
Накрывший моё детство с головою
Как были эти руки хороши
Из бездн каких к каким вели вершинам!
Всю правду неэвклидовой души
Я выучил по старческим морщинам
Талант – нежданный гость, метеорит
Бессмертия стежок на ветхой ткани
Но он твои грехи не искупит
И человеком за тебя не станет
Но человеком делает добро
Полёт и ремесло, успех и муки
И детства дар. И неба серебро
И океан любви. И эти руки

***
Когда уйду, что я возьму с собой? –
Седой прибой на жёлтом берегу,
Туман в горах – морозно-голубой,
Которым надышаться не могу.
Шум сосен, запах скошенной травы,
Снежинки на ресницах и плечах.
И поворот любимой головы.
И лист осенний в солнечных лучах.
И совести пылающий накал –
Что мог прожить честнее во сто крат.
И как я ничего не успевал.
И как я перед всеми виноват.
Как трусил у незапертых дверей,
Ведущих в потаённые места.
Как глядя на дурачества зверей,
Вдруг ощущал присутствие Христа.
А если же мне там не разрешат
Оставить память глупую мою,
То станет домом мне твоя душа,
Ведь в ней светлей и чище, чем в раю.

Начало
В кромешной тишине, под плеск весла
Он спал, свернувшись на корме как кошка,
Вода кораблик бережно несла
Как тот слепец ко рту подносит ложку
Косились волны из под черных век
На звезды, нависающие остро,
И снился человеку человек
Как снится утопающему – остров
Горит песка расплавленная медь,
И он идет по берегу – печальный,
Но вот лицо… лица не разглядеть…
И ветер стонет как помост причальный
Нелепый сон наперекор уму –
Ты знаешь что-то, ничего не зная,
Но почему так хочется к нему?
И музыка какая-то чуднáя
Печаль её серебряней дождя
Роднее, чем супруга или братья,
Чем твой кораблик, весла разведя,
Похожий на стрижа или распятье
Мелодия неслышная течёт
Над миром, полным радости и боли,
И горизонт натянут как смычок,
Весь, как в меду, в рассветной канифоли
Река речёт, и что-то шепчет рожь
Деревня чешет языками спален
Но вот слова… Слова не разберешь
И человек по-прежнему печален…
Вдруг сон прервался – будто и не спал
И голос брата был широк и светел
«На свете – утро. Нас Господь призвал!
Вставай, Андрей! Пора забросить сети!»

***
По черным мостовым и белоснежным тропам
По водам рек и дней, по воздуху строки
Я многого достиг и многое прохлопал
Пока искал мотив и рифмы торопил
Но в этой суете я нес свои вериги
Как ветерок колье из мыльных пузырей
Я не познал позор и не прослыл великим
Был братом для бродяг и быдлом для царей
Я вёл себя как в ноль зачуханный алхимик
Но в тиглях кипятил слова, а не металл
И лучшие стихи я называл плохими
Чтоб небо не гневить, пока я в них летал
Бездельник, рукосуй, кургузый птеродактиль
Разносчик пошлых вирш, взбиватель грязных пен
Под свой ямщицкий ямб и анапест, и дактиль
Я ткал тебе шелка из оголенных вен
Да, я из малых сих, но, вызывая жалость
Я вызываю Свет и отвергаю тьму
И хоть я не воздвиг, пока я отражаюсь
В спасительных глазах, я – памятник Ему