АВТОР:  ВИКТОР ЛЕОНИДОВ

«О гибели страны единственной…»

(Жизнь и поэзия Владимира Смоленского)

    Первое, что вспоминали люди, знавшие Владимира Смоленского – это  необыкновенную красоту. Гибкий, высокий, а  взгляд его женщины просто не могли забыть.
    Говорили, что мать Владимира Алексеевича была наполовину итальянка. Отсюда, наверное, и случились его необыкновенные глаза. Но известно точно, что отец, донской казак, служивший в 4!м казачьем Донском полку и до революции верой и правдой работавший начальником Луганского отделения екатеринославского жандармского полицейского  управления железных дорог, был расстрелян большевиками. Впоследствии его сын, которого спрятала горничная во дворе подвала и который видел оттуда расстрел собственными глазами, воспел образ отца в своем потрясающем стихотворении «Стансы»:
                             Давно был этот дом построен,
                             Давно уже разрушен он,
                             Но, как всегда, высок и строен
                             Отец выходит на балкон.

                             И зоркие глаза прищуря,
                             Без страха смотрит с высоты,
                             Как проступают там, в лазури
                             Судьбы ужасные черты.
    Поэт, в представлении Смоленского, обязан был напоминать Блока своим образом жизни. Или Аполлона Григорьева. Отсюда брались кутежи, ночные кафе и рестораны, дешёвое вино, сопровождавшее его всю жизнь. И вместе с этим была слава одного из лучших чтецов русского Парижа, дружба Бунина и Ходасевича. А, главное, стихи, от которых просто перехватывало горло.
                                 Недаром сквозь страхи земные
                                 В уже безысходной тоске,
                                 Я сильную руку России
                                 Держу в своей слабой руке.
     Известный исследователь литературы зарубежья Олег Михайлов считал, что «…в этой области, во тьме одиночества и неизбежности ледяного взгляда смерти, В.Смоленский, думается, не имеет равных в русской поэзии».
    Действительно, смерть, ангелы, потусторонний мир – всего этого в его стихах хватало, даже с избытком. Но была сумасшедшая, невероятная, всепоглощающая любовь к Родине, которой он лишился в юности. И эту трагедию своего поколения, драму русских мальчиков, чью жизнь переломали революция и гражданская война, он сумел выразить, как мало кто другой.
                                Ты отнял у меня мою страну,
                                Мою семью, мой дом, мой лёгкий жребий,
                                Ты опалил огнём мою весну –
                                Мой детский сон о правде и о небе.

                                Ты гнал меня сквозь стужу, жар и дым,
                                Грозил убить меня рукою брата,
                                Ты гнал меня по всем путям земным,
                                Без отдыха, надежды и возврата.
    «Родился  24 июля 1901 г. в имении моего отца на Дону», – писал сам поэт. «Начиная с 18 лет воевал с большевиками, с которыми и эвакуировался из Крыма в 21 году…»
     Прервёмся ненадолго и вспомним пронзительные строки, которые поэт посвятил исходу:
                                     Летели русские пули градом…
                                     Убили друга со мною рядом.

                                      И ангел плакал над мёртвым ангелом,
                                      Мы уходили за море с Врангелем.

      «Об этом неожиданном удачном ассонансе – «ангелом – Врангелем» кой-кто из поэтов говорил с нескрываемой завистью. «Большая удача», – писал один из самых известных литераторов русского зарубежья Роман Гуль.
     Но продолжим свидетельство самого Смоленского: « Два года жил в Африке, в Тунисе, где и начал впервые писать стихи, потом приехал во Францию, года два работал на  металлургических и автомобильных заводах. Потом получил стипендию, кончил в Париже гимназию, учился в Сорбонне и коммерческой академии. Теперь служу бухгалтером или, как говорит Ходасевич, – «считаю чужие бутылки». Женат. Имею красивого сына. Вот, кажется, и всё».
     Владислав Фелицианович Ходасевич, поэт и критик, про которого сегодня, не стесняясь, пишут «гениальный», Смоленского очень любил. Великий пушкинист, он мало для кого находил, кроме Пушкина, лестные сравнения. Смоленским Ходасевич просто бредил:
    «Тончайшие, исполненные подлинного чувства, умно–сдержанные стихи Смоленского… очень умны, изящны – по нынешним временам даже на редкость. Вкус никогда (или почти никогда) не изменяет ему».
                                   Я не хочу поднять тяжёлых век,
                                    Там те же звёзды в том же мраке стынут,
                                    Как одинок бывает человек
                                    Когда он Богом на земле покинут.

    Тема одиночества, выпадения из общей жизни, нависшего чёрного рока была очень близка поколению молодых поэтов русской эмиграции,  еле-еле успевшего начать жизнь на Родине. И если томные поэты декадентского Петербурга призывали чёрные силы и декларировали усталость от жизни, то мальчики русского Парижа хлебнули этих чёрных сил, загубивших их детство и юность, более чем достаточно. Именно поэтому так расходились стихи Смоленского среди его сверстников.
    Им очень хотелось быть русскими поэтами. Они собирались в дешёвых кафе, денег часто хватало на стакан вина и чашку кофе, но стихи упоённо читались до утра. И, казалось, что всё наладится. Когда-нибудь и как-нибудь. Смоленский, кроме того, часто читал стихи на заседаниях литературных обществ, которые проводились «Мэтрами». Очень ценила его, к примеру, Зинаида Гиппиус, часто приглашавшая в свою литературную гостиную «Зелёная лампа».
   « В нём была какая-то прирождённая лёгкость, изящество, стройность. Худенький, с тонкими руками, высокий, длинноногий, со смуглым лицом, чудесными глазами, он выглядел всю жизнь лет на десять моложе, чем на самом деле был. Он не жалел себя: пил много, беспрестанно курил, не спал ночей, ломал собственную жизнь  и жизнь других… Он влюблялся, страдал, ревновал, грозил самоубийством, делал драму из своей жизни…». Это – свидетельство великой мемуаристки Нины Николаевны Берберовой.
       И всё-таки если бы речь шла исключительно о прожигателе жизни, которых в Париже во все времена было не счесть, вряд ли бы кто помнил Владимира Алексеевича сегодня. А его знают. И читают, и издают, потому что невозможно забыть эти строки :
                                           Закрой глаза, в видении сонном
                                           Воспрянет твой родимый дом,
                                           Четыре белые колонны
                                           Над розами и над прудом.

                                            И ласточек крыла косые
                                            В небесный ударяют щит,
                                            А за балконом вся Россия
                                            Как ямб торжественный звучит.

Страница 4 – 4 из 5